Театр абсурда или в каждой шутке есть...

Когда коту делать нехуй – он себе яйцы лижет. (с) Народная мудрость.

- Слушай, у меня есть беспесды ахуенная идея! – муж пнул меня куда-то под жопу коленкой, и похотливо добавил: - Тебе понравицца, детка.
Детка.
Блять, тому, кто сказал, что бабам нравицца эта пиндосская привычка называть нас детками – надо гвоздь в голову вбить. Вы где этому научились, Антониобандеросы сраные?
Лично я за детку могу и ёбнуть. В гычу. За попытку сунуть язык в моё ухо, и сделать им «бе-бе-бе, я так тибя хачю» – тоже. И, сколько не говори, что это отвратительно и нихуя ни разу не иратично – реакции никакой.
- Сто раз говорила: не называй меня деткой! – я нахмурила брови, и скрипнула зубами. – И идея мне твоя похуй. Я спать хочу.
- Дура ты. – Обиделся муж. У нас сегодня вторая годовщина свадьбы. Я хочу разнообразия и куртуазности. Сегодня. Ночью. Прям щас. И у меня есть идея, что немаловажно.
Вторая годовщина свадьбы – это, конечно, пиздец какой праздник. Без куртуазности и идей ну никак нельзя.
- Сам мудак. В жопу всё равно не дам. Ни сегодня ночью. Ни прям щас. Ни завтра. Хуёвая идея, если что.
Муж оскорбился:
- В жопу?! Нужна мне твоя срака сто лет! Я ж тебе про разнообразие говорю. Давай поиграем?
Ахуеть. Геймер, бля. Поиграем. В два часа ночи.
- В дочки-матери? В доктора? В прятки? В «морской бой»?
Со мной сложно жыть. И ебацца. Потому в оконцовке муж от меня и съёбся. Я ж слОва в простоте не скажу. Я ж всё с подъебоном…
- В рифмы, бля! – не выдержал муж. Пакля!
- Хуякля. – На автомате отвечаю, и понимаю, что извиницца б надо… Годовщина свадьбы веть. Вторая. Это вам не в тапки срать. – Ну, давай поиграем, хуле там. Во что?
Муж расслабился. До пиздюлей сегодня разговор не дошёл. Уже хорошо.
- Хочу выебать школьницу!
Выпалил, и заткнулся.
Я подумала, что щас – самое время для того, чтоб многозначительно бзднуть, но не смогла как не пыталась.
Повисла благостная пауза.
- Еби, чотам… Я тебе потом в КПЗ буду сухарики и копчёные окорочка через адвоката передавать. Как порядочная.
Супруг в темноте поперхнулся:
- Ты ёбнулась? Я говорю, что хочу как будто бы выебать школьницу! А ей будеш ты.
Да гавно вопрос! Чо нам, кабанам? Нам што свиней резать, што ебацца – лиш бы кровища…В школьницу поиграть слабо во вторую годовщину супружества штоле? Как нехуй делать!
- Ладно, уговорил. Чо делать-то надо?
Самой уж интересно шопесдец.
Кстати, игра в школьницу – это ещё хуйня, я чесно говорю. У меня подруга есть, Маринка, так её муж долго на жопоеблю разводил, но развёл только на то, чтоб выебать её в анал сосиской. Ну, вот такая весёлая семья. Кагбутта вы прям никогда с сосиской не еблись… Пообещал он ей за это сто баксоф на тряпку какую-то, харкнул на сосиску, и давай ею фрикции разнообразные в Маринкиной жопе производить. И увлёкся. В общем, Маринка уже перецца от этого начала, глаза закатила, пятнами пошла, клитор налимонивает, и вдуг её муж говорит: «Упс!». Дефка оборачивается, а муш сидит, ржот как лось бамбейский, и сосисную жопку ей показывает. Марина дрочить перестала, и тихо спрашывает: «А где остальное?», а муш (кстати, ево фамилие – Петросян. Нихуя не вру) уссываецца, сукабля: «Где-где… В жопе!» И Марина потом полночи на толкане сидела, сосиску из себя выдавливала. Потом, кстати, пара развелась. И сто баксоф не помогли.
А тут фсего делов-то: в школьницу поиграть!
Ну, значит, Вова начал руководить:
- Типа так. Я это вижу вот как: ты, такая школьница, в коричневом платьице, в фартучке, с бантиком на башке, приходиш ко мне домой пересдавать математику. А я тебя ебу. Как идея?
- Да пиздец просто. У меня как рас тут дохуя школьных платьев висит в гардеробе. На любой вкус. А уж фартуков как у дурака фантиков. И бант, разумееца, есть. Парадно-выгребной. Идея, если ты не понял, какая-то хуёвая. Низачот, Вольдемар.
- Не ссы. Мамин халат спиздить можешь? Он у неё как раз говнянского цвета, в темноте за школьное платье прокатит. Фартук на кухне возьмём. Похуй, что на нём помидоры нарисованы. Главное – он белый. Бант похуй, и без банта сойдёт. И ещё дудка нужна.
Какая, бля, дудка????????? Дудка ему нахуя?????
- Халат спизжу, нехуй делать. Фартук возьму. А дудка зачем?
- Дура. – В очередной раз унизил мой интеллект супруг. – в дудке вся сила. Это будет как бы горн. Пионерский. Сечёш? Это фетиш такой. И фаллический как бы символ.
Секу, конечно. Мог бы и не объяснять. В дудке – сила. Это ж все знают.
В темноте крадусь на кухню, снимаю с крючка фартук, как крыса Шушера тихо вползаю в спальню к родителям, и тырю мамин халат говняного цвета. Чтоб быть школьницей. Чтоб муж был щастлив. Чтоб пересдать ему математику. А разве ваша вторая годовщина свадьбы проходила как-то по-другому? Ну и мудаки.
В тёмной прихожей, натыкаясь сракой то на холодильник, то на вешалку, переодеваюсь в мамин халат, надеваю сверху фартук с помидорами, сую за щеку дудку, спизженную, стыдно сказать, у годовалого сына, и стучу в дверь нашей с мужем спальни:
- Тук-тук. Василиваныч, можно к вам?
- Это ты, Машенька? – отвечает из-за двери Вова-извращенец, - Входи, детка.
Я выплёвываю дудку, открываю дверь, и зловещим шёпотом ору:
- Сто первый раз говорю: не называй меня деткой, удмурт!!! Заново давай!!!
- Сорри… - доносицца из темноты, - давай сначала.
Сую в рот пионерский горн, и снова стучусь:
- Тук-тук. Василиваныч, к Вам можно?
- Кто там? Это ты, Машенька Петрова? Математику пришла пересдавать? Заходи.
Вхожу. Тихонько насвистываю на дуде «Кукарачю». Маршырую по-пианерски.
И ахуеваю.
В комнате горит ночник. За письменным столом сидит муж. Без трусов но в шляпе. Вернее, в бейсболке, в галстуке и в солнечных очках. И что-то увлеченно пишет.
Оборачивается, видит меня, и улыбаецца:
- Ну, что ж ты встала-то? Заходи, присаживайся. Можешь подудеть в дудку.
- Васильиваныч, а чой та вы голый сидите? – спрашиваю я, и, как положено школьнице, стыдливо отвожу глаза, и беспалева дрочу дудку.
- А это, Машенька, я трусы постирал. Жду, когда высохнут. Ты не стесняйся. Можешь тоже раздецца. Я и твои трусики постираю.
Вот пиздит, сволочь… Трусы он мне постирает, ога. Он и носки свои сроду никогда не стирал. Сука.
- Не… - блею афцой, - Я и так без трусиков… Я ж математику пришла пересдавать всё-таки.
Задираю мамин халат, и паказываю мужу песду. В подтверждение, значит. Быстро так показала, и обратно в халат спрятала.
За солнечными очками не видно выражения глаз Вовы, зато выражение хуя более чем заметно. Педофил, бля…
- Замечательно! – шепчет Вова, - Математика – это наше фсё. Сколько будет трижды три?
- Девять. – Отвечаю, и дрочу дудку.
- Маша! – Шёпотом кричит муж, и развязывает галстук. – ты гений! Это же твёрдая пятёрка беспесды! Теперь второй вопрос: ты хочешь потрогать мою писю, Маша?
- Очень! – с жаром отвечает Маша, и хватает Василиваныча за хуй, - Пися – это вот это, да?
- Да! Да! Да, бля! – орёт Вова, и обильно потеет. – Это пися! Такая вот, как ты видишь, писюкастая такая пися! Она тебе нравицца, Маша Петрова?
- До охуения. - отвечаю я, и понимаю, что меня разбирает дикий ржач. Но держусь.
- Тогда гладь её, Маша Петрова! То есть нахуй! Я ж так кончу. Снимай трусы, дура!
- Я без трусов, Василиваныч, - напоминаю я извру, - могу платье снять. Школьное.
Муж срывает с себя галстук, бейсболку и очки, и командует:
- Дай померить фартучек, Машабля!
Нет проблем. Это ж вторая годовщина нашей свадьбы, я ещё помню. Ну, скажите мне – кто из вас не ебался в тёщином фартуке во вторую годовщину свадьбы – и я скажу кто вы.
- Пожалуйста, Василиваныч, меряйте. – снимаю фартук, и отдаю Вове.
Тот трясущимися руками напяливает его на себя, снова надевает очки, отставляет ногу в сторону, и пафосно вопрошает:
- Ты девственна, Мария? Не касалась ли твоего девичьего тела мушская волосатая ручища? Не трогала ли ты чужые писи за батончег Гематогена, как путана?
Хрюкаю.
Давлюсь.
Отвечаю:
- Конечно, девственна, учитель математики Василиваныч. Я ж ещё совсем маленькая. Мне семь лет завтра будет.
Муж снимает очки, и смотрит на меня:
- Бля, ты специально, да? Какие семь лет? Ты ж в десятом классе, дура! Тьфу, теперь хуй упал. И всё из-за тебя.
Я задираю фартук с помидорами, смотрю как на глазах скукоживаецца Вовино барахло, и огрызаюсь:
- А хуле ты меня сам сбил с толку? «Скока буит трижды три?» Какой, бля, десятый класс?!
Вова плюхаецца на стул, и злобно шепчет:
- А мне что, надо было тебя просить про интегралы рассказать?! Ты знаешь чо это такое?
- А нахуя они мне?! – тоже ору шёпотом, - мне они даже в институте нахуй не нужны! Ты ваще что собираешься делать? Меня ебать куртуазно, или алгебру преподавать в три часа ночи?!
- Я уже даже дрочить не собираюсь. Дура!
- Сам такой!
Я сдираю мамашин халат, и лезу под одеяло.
- Блять, с тобой даже поебацца нормально нельзя! – не успокаиваецца муж.
- Это нормально? – вопрошаю я из-под одеяла, и показываю ему фак, - Заставлять меня дудеть в дудку, и наряжацца в хуйню разную? «Ты девственна, Мария? Ты хочеш потрогать маю писю?» Сам её трогай, хуедрыга! И спасибо, что тебе не приспичило выебать козлика!
- Пожалуйста!
- Ну и фсё!
- Ну и фсё!
Знатно поебались. Как и положено в годовщину-то. Свадьбы. Куртуазно и разнообразно.
В соседней комнате раздаёцца деццкий плач. Я реагирую первой:
- Чо стоишь столбом? Принеси ребёнку водички!
Вова, как был – в фартуке на голую жопу, с дудкой в руках и в солнечных очках, пулей вылетает в коридор.

… Сейчас сложно сказать, что подняло в тот недобрый час мою маму с постели… Может быть, плач внука, может, жажда или желание сходить поссать… Но, поверьте мне на слово, мама была абсолютно не готова к тому, что в темноте прихожей на неё налетит голый зять в кухонном фартуке, в солнечных очках и с дудкой в руке, уронит её на пол, и огуляет хуем по лбу…
- Славик! Славик! – истошно вопила моя поруганная маман, призывая папу на подмогу, - Помогите! Насилуют!
- Да кому ты нужна, ветош? – раздался в прихожей голос моего отца.
Голоса Вовы я почему-то не слышала. И мне стало страшно.
- Кто тут? Уберите член, мерзавец! Извращенец! Геятина мерская!
Мама жгла, беспесды.
- Отпустите мой хуй, мамаша… - наконец раздался голос Вовы, и в щель под закрытой дверью спальни пробилась полоска света. Вове наступил пиздец.
Мама визжала, и стыдила зятя за непристойное поведение, папа дико ржал, а Вова требовал отпустить его член.
Да вот хуй там было, ага. Если моей маме выпадает щастье дорвацца до чьего-то там хуя – это очень серьёзно. Вову я жалела всем сердцем, но помочь ему ничем не могла. Ещё мне не хватало получить от мамы песдюлей за сворованный халат, и извращённую половую жызнь. Так что мужа я постыдно бросила на произвол, зная точно, ЧЕМ он рискует. Естественно, такого малодушия и опёздальства Вова мне не простил, и за два месяца до третьей годовщины нашей свадьбы мы благополучно развелись.
Но вторую годовщину я не забуду никогда.
Я б и рада забыть, честное слово.
Но мама… Моя мама…
Каждый раз, когда я звоню ей, чтобы справицца о её здоровье, мама долго кашляет, стараясь вызвать сочувствие, и нагнетая обстановку, а в оконцовке всегда говорит:
- Сегодня, как ни странно, меня не били членом по щекам, и не тыкали в глаза дудкой. Стало быть, жива.
Я краснею, и вешаю трубку.
И машинально перевожу взгляд на стенку. Где на пластмассовом крючке висит белый кухонный фартук.
С помидорами.
Я ж пиздец какая сентиментальная…

Эту историю рассказала мне коллега. Почтенного возраста дама, адвокат в отставке, с которой мы периодически пересекаемся по вопросам деятельности нашей приемной.

Приключилась история в далеком 1975 году. Моя собеседница тогда работала адвокатом в адвокатской коллегии небольшого города N. Советский Союз тогда еще был, а секса еще не было. Но, в разрез с официальной партийной и государственной позицией, как это не прискорбно, все же имели место преступления на сексуальной почве. А потому были потерпевшие, прокуроры, адвокаты и судебные процесс по таким преступлениям. И, опять-таки, в разрез с официальной позицией, преступлений было немало. По крайней мере материалов о разнообразных преступлениях было достаточно, чтобы заполонить небольшое помещение единственной государственной адвокатской коллегии. Адвокаты задыхались от возносившихся до потолка папок с делами их «подопечных». Но, ни что не вечно под Луной. И истекли сроки хранения старых дел. Радости юристов не было предела. Быстро были отобраны подлежащие утилизации дела. Была ли это диверсия, спланированная врагами, или просто недальновидность, но за давностью времени уже никто не помнит, кому пришла в голову идея не париться с уничтожением материалов уголовных дел, а тривиально выкинуть их на ближайшую помойку.

Бумажные курганы ощутимо поредели, в запыленные окна стал пробиваться божий свет. Служители Фемиды вздохнули полной грудью и обнаружили на рабочих столах место, куда можно сложить локти. Наступило время обеда. Кто-то вытащил из портфеля домашнюю котлетку, кто-то закусывал бутербродом. За окном была поздняя теплая весна, и слышались детячьи голоса. Школьники шли домой после уроков.
Да. Вы уже поняли. Путь детей домой пролегал возле помойки и пропустить такое событие, как замену вонючих очистков какими-то интересными папками с фотографиями школьники не могли. Гомо- и гетеросексуальные изнасилования, убийства с ним сопряженные, скотоложество и куча еще всего интересного- с фотографиями мест преступления, трупов, анатомических подробностей, протоколами, решениями судов- все попало в руки любопытного подрастающего поколения. До вечера с помойки было вынесено абсолютно все, что адвокаты туда натаскали с утра.

В школе возникла подпольная биржа наиболее интересных артефактов. Особым спросом пользовались фотографии половых органов крупным планом и растерзанных трупов. Наиболее авторитетные школьники решили, что такое сокровище не должно быть в личной собственности нашедшего его индивида, а должно передаваться страждущим на время для изучения. Верховодил авторитетными школьниками третьегодник-восьмиклассник Семен, сын прапорщика местного ВОХРа и главный школьный хулиган. Под угрозой жестокой и немедленной расправы он изъял наиболее ценные объекты и стал сдавать их в аренду по 10 копеек за урок всем желающим. Желающие нашлись, и был составлен список-очередь. Фотографии изучались под лупой. Отпечатанные на пишущей машинке протоколы с пробитыми дырочками переписывались от руки, чтобы избежать грабительской арендной платы.
Школа гудела как улей. Учителя чуяли, что что-то не в порядке, но, что именно происходит, понять не могли. Коммерческие операции Семена росли вширь и вглубь. За неделю он заработал месячную зарплату своего отца и стал дерзновенно задумываться о покупке мопеда. В целях получения дополнительных прибылей был разработан тарифный план «Безлимитный выходной», когда всякий заплативший рубль в субботу мог неограниченно пользоваться аш двумя выданными артефактами до утра понедельника. Потребители оценили щедрость фирмы и разобрали фотки по домам на выходные.

На том семина коммерция и погорела. В школе оборот предметов аренды находился под жестким контролем, но пьянящий воздух свободы пользования ударил арендаторам в голову, и они утратили бдительность. Безалаберный четвероклассник легкомысленно уложил в дневник протокол допроса убийцы-насильника и сочную, хоть и черно-белую, фотографию лежащей на земле обнаженной фигуристой женщины. Из бока жертвы торчал нож. Пытливый исследователь намеревался насладиться своим сокровищем вечером, перед тем как уснуть, под одеялом. Но не учел тот факт, что отец, суровый майор-танкист в целях контроля учебных успехов малолетнего раздолбая возьмется проверять его дневник. Пока собственно раздолбай, гордый как петух, дефилировал во дворе под завистливыми взглядами менее состоятельных и удачливых одноклассников. Открытый дневник выдал остолбеневшему отцу совершенно неожиданный аспект учебной деятельности отпрыска. Отец осмотрел фотографию, прочитал протокол. Затем вынул из брюк узкий офицерский ремень, хмуро сел на диван и стал ожидать чадо.
Оставим за кадром душещипательную историю выяснения отношений отцов и детей. Известно лишь, что она продолжалась до часу ночи. И закончилась полной и безоговорочной капитуляцией детей. Танковые клинья прорвали оборону и приперли любителя острых ощущений к стенке. Испугавшийся до одури арендатор сдал всех и вся. Пришедшая домой мама пила из стакана валерианку. Воспитуемый тихо выл в углу со спущенными штанами. Майор метался по квартире как игр в клетке. Это же кошамар. Не забывайте, 75й год. Порнография, спекуляция. Статья. Однозначно. А тут еще дети. Отягчающие обстоятельства. Финал карьеры забрезжил очень отчетливо. Кто поверит, что все это с помойки…
Однако мужество возобладало. И отважный танкист на следующий день, в воскресенье, отправился домой к директору школы. Где обнаружил еще несколько прячущих глаза родителей. Стало немного легче, явление явно приняло массовый характер. После небольшого, но яркого скандала, в процессе которого родители демонстрировали директору найденные у детей материалы, а директор дважды падал в обморок, пришли к выводу, что что-то надо делать. Все воскресенье инициативная группа разрабатывала тактический план. Штаб операции был перенесен в школу. С заслуженного выходного на работу были вызваны все учителя, включая физкультурника и трудовика.

В понедельник с утра специальные делегации были направлены в прокуратуру и в адвокатскую коллегию. Остальные наличные силы учителей и инициативных родителей были направлены на повальный шмон. Класс закрывали на ключ и школьников по очереди заставляли выворачивать на изнанку портфели и карманы. Прокуратура оперативно привлекла милицию. Изъятые вещдоки складывали в коридорах в картонные коробки. Директор школы в очередной раз бухнулась в спасительный обморок и больше из него уже не приходила до приезда скорой. Скорая не уезжала, ей было чем заняться. Городок стоял на ушах. В кабинете первого секретаря горкома партии сидело милицейское и прокурорское руководство, директор гороно, завуч и директор школы. Белый, как мел, сидел руководитель адвокатской коллегии. Всех трясло. Вопрос стоял ребром. Надо было как-то реагировать. Но как реагировать в сложившейся ситуации никто не знал. Возбуждать уголовное дело о распространении порнографии? В отношении руководителя коллегии адвокатов? Распространял порнографию посредством выбрасывания на помойку? Да куры ж засмеют… Против Семена? Так он там не один был… Это ж целая банда.. Скандал на всю область! Дети организовали банду по распространению жестокой порнографии… При соучастии практически полного состава местной адвокатской коллегии, красота! Тут уже стул начинал качаться под руководителем горкома, такой ракурс никак нельзя было допустить…
В итоге было принято волевое решение. Первый секретарь связался с руководителем областной коллегии адвокатов и в двух словах описал ситуацию. Тот икнул, прыгнул в служебную машину и вечером был в городе N. Вечером того же дня главу городской коллегии отправили в отставку в связи с выходом на пенсию, предварительно влепив ему строгий выговор за нарушение правил хранения документации. Все остальные сделали вид, что ничего не случилось. Семену срочно выдали аттестат о 8-классном образовании и под этим благовидным предлогом выперли из школьных стен. А школьники еще долгое время шепотом выясняли друг у друга смысл отдельных терминов, почерпнутых ими из изученных протоколов. Вот так, ученье не всегда свет…